Неточные совпадения
У нищих единственным источником пропитания было прошение милостыни на церковных папертях; но так как
древнее благочестие в Глупове на некоторое
время прекратилось, то естественно, что источник этот значительно оскудел.
Было
время, — гремели обличители, — когда глуповцы
древних Платонов и Сократов благочестием посрамляли; ныне же не токмо сами Платонами сделались, но даже того горчае, ибо едва ли и Платон хлеб божий не в уста, а на пол метал, как нынешняя некая модная затея то делать повелевает".
Но уже весною Клим заметил, что Ксаверий Ржига, инспектор и преподаватель
древних языков, а за ним и некоторые учителя стали смотреть на него более мягко. Это случилось после того, как во
время большой перемены кто-то бросил дважды камнями в окно кабинета инспектора, разбил стекла и сломал некий редкий цветок на подоконнике. Виновного усердно искали и не могли найти.
Клим улыбнулся, внимательно следя за мягким блеском бархатных глаз; было в этих глазах нечто испытующее, а в тоне Прейса он слышал и раньше знакомое ему сознание превосходства учителя над учеником. Вспомнились слова какого-то антисемита из «Нового
времени»: «Аристократизм
древней расы выродился у евреев в хамство».
Особенно указывал он на свой нос, не очень большой, но очень тонкий, с сильно выдающеюся горбиной: «Настоящий римский, — говорил он, — вместе с кадыком настоящая физиономия
древнего римского патриция
времен упадка».
Река Каимбе (по-орочски — Кая) на картах значится Каембэ. Она такой же величины, как река Мулумбе, только впадает непосредственно в море. С левой стороны ее тянется длинная и высокая терраса, уже разрушенная
временем. Терраса эта является
древним берегом лагуны и имеет наклон к озеру и обрывистые края к морю.
В это
время они были похожи на
древних летучих ящеров.
Долина Вай-Фудзина богата террасами. Террасы эти идут уступами, точно гигантские ступени. Это так называемые «пенеплены». В
древние геологические периоды здесь были сильные денудационные процессы [От слова «денудация» — процесс разрушения и сноса горных пород под влиянием воздуха, воды, ледников. (Прим. ред.)], потом произошло поднятие всей горной системы и затем опять размывание. Вода в реках в одно и то же
время действовала и как пила, и как напильник.
Люди добросовестной учености, ученики Гегеля, Ганса, Риттера и др., они слушали их именно в то
время, когда остов диалектики стал обрастать мясом, когда наука перестала считать себя противуположною жизни, когда Ганс приходил на лекцию не с
древним фолиантом в руке, а с последним нумером парижского или лондонского журнала.
Наместником в то
время был молодой, красивый и щеголеватый архимандрит. Говорили о нем, что он из
древнего княжеского рода, но правда ли это — не знаю. Но что был он великий щеголь — вот это правда, и от него печать щегольства и даже светскости перешла и на простых монахов.
В это
время бричка подъехала к двору, и
древние клячи ожили, чуя близкое стойло.
«Развлечение», модный иллюстрированный журнал того
времени, целый год печатал на заглавном рисунке своего журнала центральную фигуру пьяного купца, и вся Москва знала, что это Миша Хлудов, сын миллионера — фабриканта Алексея Хлудова, которому отведена печатная страничка в словаре Брокгауза, как собирателю знаменитой хлудовской библиотеки
древних рукописей и книг, которую описывали известные ученые.
Когда в наше
время начинают говорить о реставрации
древних, языческих религий, то охватывает ужас вечного возвращения.
Введенное повсюду вексельное право, то есть строгое и скорое по торговым обязательствам взыскание, почитал я доселе охраняющим доверие законоположением; почитал счастливым новых
времен изобретением для усугубления быстрого в торговле обращения, чего
древним народам на ум не приходило.
В статье «Об эпиграмме и надписи у
древних» (из Ла Гарпа) читаем: «В новейшие
времена эпиграмма, в обыкновенном смысле, означает такой род стихотворения, который особенно сходен с сатирою по насмешке или по критике; даже в простом разговоре колкая шутка называется эпиграммою; но в особенности сим словом означается острая мысль или натуральная простота, которая часто составляет предмет легкого стихотворения.
— В прежнее
время люди жили веселее и не знали никаких предрассудков. Вот тогда, мне кажется, я была бы на месте и жила бы полной жизнью. О,
древний Рим!
Скоро наступила жестокая зима, и мы окончательно заключились в своих детских комнатках, из которых занимали только одну. Чтение книг, писанье прописей и занятия арифметикой, которую я понимал как-то тупо и которой учился неохотно, — все это увеличилось само собою, потому что прибавилось
времени: гостей стало приезжать менее, а гулять стало невозможно. Доходило дело даже до «
Древней Вивлиофики».
— Это в древности было, голубчик! Тогда действительно было так, потому что в то
время все было дешево. Вот и покойный Савва Силыч говаривал:"
Древние христиане могли не жать и не сеять, а мы не можем". И батюшку, отца своего духовного, я не раз спрашивала, не грех ли я делаю, что присовокупляю, — и он тоже сказал, что по нынешнему дорогому
времени некоторые грехи в обратном смысле понимать надо!
Вот мой разговор с I — там, вчера, в
Древнем Доме, среди заглушающего логический ход мыслей пестрого шума — красные, зеленые, бронзово-желтые, белые, оранжевые цвета… И все
время — под застывшей на мраморе улыбкой курносого
древнего поэта.
Установленный обычаем пятиминутный предвыборный перерыв. Установленное обычаем предвыборное молчание. Но сейчас оно не было тем действительно молитвенным, благоговейным, как всегда: сейчас было как у
древних, когда еще не знали наших аккумуляторных башен, когда неприрученное небо еще бушевало
время от
времени «грозами». Сейчас было, как у
древних перед грозой.
Судя по дошедшим до нас описаниям, нечто подобное испытывали
древние во
время своих «богослужений».
— Я не могу так, — сказал я. — Ты — вот — здесь, рядом, и будто все-таки за
древней непрозрачной стеной: я слышу сквозь стены шорохи, голоса — и не могу разобрать слов, не знаю, что там. Я не могу так. Ты все
время что-то недоговариваешь, ты ни разу не сказала мне, куда я тогда попал в
Древнем Доме, и какие коридоры, и почему доктор — или, может быть, ничего этого не было?
Вы, ураниты, — суровые и черные, как
древние испанцы, мудро умевшие сжигать на кострах, — вы молчите, мне кажется, вы — со мною. Но я слышу: розовые венеряне — что-то там о пытках, казнях, о возврате к варварским
временам. Дорогие мои: мне жаль вас — вы не способны философски-математически мыслить.
Начало координат во всей этой истории — конечно,
Древний Дом. Из этой точки — оси Х-ов, Y-ов, Z-ов, на которых для меня с недавнего
времени построен весь мир. По оси Х-ов (Проспекту 59‑му) я шел пешком к началу координат. Во мне — пестрым вихрем вчерашнее: опрокинутые дома и люди, мучительно-посторонние руки, сверкающие ножницы, остро-капающие капли из умывальника — так было, было однажды. И все это, разрывая мясо, стремительно крутится там — за расплавленной от огня поверхностью, где «душа».
Но первое: я не способен на шутки — во всякую шутку неявной функцией входит ложь; и второе: Единая Государственная Наука утверждает, что жизнь
древних была именно такова, а Единая Государственная Наука ошибаться не может. Да и откуда тогда было бы взяться государственной логике, когда люди жили в состоянии свободы, то есть зверей, обезьян, стада. Чего можно требовать от них, если даже и в наше
время откуда-то со дна, из мохнатых глубин, — еще изредка слышно дикое, обезьянье эхо.
Он до тонкости постиг суть своего
времени и очень хорошо знает, что
древняя поговорка:"scripta manent"[
— Подобно
древним римлянам, русские
времен возрождения усвоили себе клич: panem et circenses! [Хлеба и зрелищ!] И притом чтобы даром. Но circenses у вас отродясь никогда не бывало (кроме секуций при волостных правлениях), а panem начал поедать жучок. Поэтому-то мне кажется, старый князь Букиазба был прав, говоря: во избежание затруднений, необходимо в них сию прихоть истреблять.
— Во
времена это происходило еще
древние, старые… жил-был по деревне мужик жаднеющий… бывало, на обухе рожь молотить примется, зернышка не уронит; только было у него, промеж прочего другого именья, стадо овец…
Только теперь рассказы о первых
временах осады Севастополя, когда в нем не было укреплений, не было войск, не было физической возможности удержать его, и всё-таки не было ни малейшего сомнения, что он не отдастся неприятелю, — о
временах, когда этот герой, достойный
древней Греции, — Корнилов, объезжая войска, говорил: «умрем, ребята, а не отдадим Севастополя», и наши русские, неспособные к фразерству, отвечали: «умрем! ура!» — только теперь рассказы про эти
времена перестали быть для вас прекрасным историческим преданием, но сделались достоверностью, фактом.
Москва же в те далекие
времена оставалась воистину «порфироносною вдовою», которая не только не склонялась перед новой петербургской столицей, но величественно презирала ее с высоты своих сорока сороков, своего несметного богатства и своей славной
древней истории.
Это только в
древние библейские
времена смертный Иаков осмелился бороться с богом и отделался сравнительно дешево — сломанной ногой.
У третьего в имении его родителей археологи разрыли
древний могильник и нашли там много костей,
древней утвари, орудия и золотых украшений, которые от
времени и пребывания в земле покрылись зеленою ярью.
Тут Вибель взял со стола тетрадку, так же тщательно и красиво переписанную, как и ритуал, и начал ее читать: — «Из числа учреждений и союзов, с коими масоны приводятся в связь, суть следующие: а) мистерии египтян, b)
древние греческие элевзинские таинства, с) пифагорейский союз, d) иудейские секты терапевтов и ессеев, е) строительные корпорации римлян; но не думаю, чтобы это было справедливо; разгром, произведенный великим переселением народов, был столь силен и так долго тянулся, что невозможно даже вообразить, чтобы в продолжение этого страшного
времени могла произойти передача каких-либо тайных учений и обрядов.
— Спасибо, князь, спасибо тебе! А коли уж на то пошло, то дай мне разом высказать, что у меня на душе. Ты, я вижу, не брезгаешь мной. Дозволь же мне, князь, теперь, перед битвой, по
древнему христианскому обычаю, побрататься с тобой! Вот и вся моя просьба; не возьми ее во гнев, князь. Если бы знал я наверно, что доведется нам еще долгое
время жить вместе, я б не просил тебя; уж помнил бы, что тебе непригоже быть моим названым братом; а теперь…
Весьма часто старики и старухи приносили продавать древнепечатные книги дониконовских
времен или списки таких книг, красиво сделанные скитницами на Иргизе и Керженце; списки миней, не правленных Дмитрием Ростовским;
древнего письма иконы, кресты и медные складни с финифтью, поморского литья, серебряные ковши, даренные московскими князьями кабацким целовальникам; все это предлагалось таинственно, с оглядкой, из-под полы.
Рабочий нашего
времени, если бы даже работа его и была много легче работы
древнего раба, если бы он даже добился восьмичасового дня и платы трех долларов за день, не перестанет страдать, потому что, работая вещи, которыми он не будет пользоваться, работая не для себя по своей охоте, а по нужде, для прихоти вообще роскошествующих и праздных людей и, в частности, для наживы одного богача, владетеля фабрики или завода, он знает, что всё это происходит в мире, в котором признается не только научное положение о том, что только работа есть богатство, что пользование чужими трудами есть несправедливость, незаконность, казнимая законами, но в мире, в котором исповедуется учение Христа, по которому мы все братья и достоинство и заслуга человека только в служении ближнему, а не в пользовании им.
Этот, по тогдашнему
времени, важный своими укреплениями город был уже во власти польского короля Сигизмунда, войска которого под командою гетмана Жолкевского, впущенные изменою в Москву, утесняли несчастных жителей сей
древней столицы.
Троицкая лавра святого Сергия, эта священная для всех русских обитель, показавшая неслыханный пример верности, самоотвержения и любви к отечеству, была во
время междуцарствия первым по богатству и великолепию своему монастырем в России, ибо
древнее достояние князей русских, первопрестольный град Киев, с своей знаменитой Печерской лаврою, принадлежал полякам.
— Шайка русских разбойников или толпа польской лагерной челяди ничего не доказывают. Нет, Алексей: я уважаю храбрых и благородных поляков. Придет
время, вспомнят и они, что в их жилах течет кровь наших предков, славян; быть может, внуки наши обнимут поляков, как родных братьев, и два сильнейшие поколения
древних владык всего севера сольются в один великий и непобедимый народ!
Из двери белого домика, захлестнутого виноградниками, точно лодка зелеными волнами моря, выходит навстречу солнцу
древний старец Этторе Чекко, одинокий человечек, нелюдим, с длинными руками обезьяны, с голым черепом мудреца, с лицом, так измятым
временем, что в его дряблых морщинах почти не видно глаз.
Смолоду еще показывают некоторую любознательность, но пищи взять ей неоткуда: сведения заходят к ним, точно в
древней Руси
времен, Даниила Паломника, только от странниц, да и тех уж нынче немного настоящих-то; приходится довольствоваться такими, которые «сами, по немощи своей, далеко не ходили, а слыхать много слыхали», как Феклуша в «Грозе».
Таким образом, например, философия Сократа и комедии Аристофана в отношении к религиозному учению греков служат выражением одной и той же общей идеи — разрушения
древних верований; но вовсе нет надобности думать, что Аристофан задавал себе именно эту цель для своих комедий: она достигается у него просто картиною греческих нравов того
времени.
Первый толчок дал один из батюшек, сказав, что"ныне настали
времена покаянные", на что другой батюшка отозвался, что давно очнуться пора, потому что"все революции, и
древние и новые, оттого происходили, что правительства на вольные мысли сквозь пальцы смотрели".
— А как попала?.. жила я в ту пору у купца у
древнего в кухарках, а Домнушке шестнадцатый годок пошел. Только стал это старик на нее поглядывать, зазовет к себе в комнату да все рукой гладит. Смотрела я, смотрела и говорю: ну говорю, Домашка, ежели да ты… А она мне: неужто ж я, маменька, себя не понимаю? И точно, сударь! прошло ли с месяц
времени, как уж она это сделала, только он ей разом десять тысяч отвалил. Ну, мы сейчас от него и отошли.
Разъяснения всех этих негодований и пророчеств впереди; их место далеко в хронике событий, которые я должна записать на память измельчавшим и едва ли самих себя не позабывшим потомкам
древнего и доброго рода нашего. Сделав несколько несвоевременный скачок вперед, я снова возвращаюсь «во
время уно», к событию, которым завершился период тихого вдовьего житья княгини с маленькими детьми в селе Протозанове и одновременно с тем открылась новая фаза течения моего светила среди окружавших его туч и туманов.
— Талант —
древняя денежная единица; в евангелии рассказывается о рабе, который закопал в землю деньги, оставленные ему господином во
время его отсутствия; по возвращении хозяина раб выкопал деньги и возвратил их полностью; другой раб пустил оставленные деньги в оборот и вернул их с процентами.
Направление большой неприятельской армии доказывало решительное намерение Наполеона завладеть
древней столицею России; и в то
время как войска наши, под командою храброго графа Витгенштейна, громили Полоцк и истребляли корпус Удино, угрожавший Петербургу, Наполеон быстро подвигался вперед.
При первом взгляде на его вздернутый кверху нос, черные густые усы и живые, исполненные ума и веселости глаза Рославлев узнал в нем, несмотря на странный полуказачий и полукрестьянской наряд, старинного своего знакомца, который в мирное
время — певец любви, вина и славы — обворожал друзей своей любезностию и добродушием; а в военное, как ангел-истребитель, являлся с своими крылатыми полками, как молния, губил и исчезал среди врагов, изумленных его отвагою; но и посреди беспрерывных тревог войны, подобно
древнему скальду, он не оставлял своей златострунной цевницы...
Несмотря на очевидное остроумие этой догадки, напоминающее самые блестящие
времена древнего французского двора, я осмелюсь прибавить в свою очередь: отчего у Марьи Александровны никогда и ни в каком случае не закружится голова и она всегда останется первой дамой в Мордасове?
Все изложенные нами явления, проходившие перед глазами Петра во
время его детских и юношеских годов, не совсем удобны были для того, чтобы внушить ему особенную любовь к преданиям, обычаям и всему порядку вещей в
древней Руси.